Воцерковление человека — это всегда выход из одиночества? Нет, жизненный опыт многих из нас подсказывает: и в Церкви человек нередко чувствует себя одиноким. Но всегда ли это чувство нужно воспринимать как некий болезненный симптом? Может быть, оно необходимо каждому из нас и его не надо бояться? Об этом размышляет протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах, ведущий программы «Православная энциклопедия» на ТВЦ.

Отчего человек чувствует себя одиноким? Нет однозначного ответа на этот вопрос, потому что во многом это условное, относительное понятие, исходящее из имеющегося содержания человека или, наоборот, из его бессодержательности. Но, несмотря на относительность этого понятия, человек может быть одиноким по собственной субъективной оценке. Скука, невостребованность, нереализованность его любви, несостоятельность в жизни — это далеко не полный комплекс ощущений, которые могут заставлять человека думать, что он одинок.

Как это ни парадоксально звучит, есть те, кто мучается от одиночества, а есть те, кто его ищет. Все зависит от того, что человек понимает под этим словом, чего он хочет в жизни вообще.

Одиночество — это неполнота

В самом начале Бытия Господь говорит: Не хорошо быть человеку одному (Быт. 2, 18). Все прекрасно было в раю, но Адам оставался один. И Господь сотворил помощника ему — человека, равного Адаму во всем и одновременно иного, который вместе с ним составил некую полноту. Потому что одиночество — это, прежде всего, ощущение и состояние неполноты. И страдания от одиночества — это страдания именно от этого. Но и поискодиночества — монашество — это тоже поиск полноты. Здесь неполноту человека исполнить может только Бог, и она обретается монахом через отрешение от поиска полноты в этом мире. Те, кто переживает подобное на собственном опыте, могут рассказать это лучше. Нам же лучше говорить об одиночестве в общечеловеческом аспекте. И в этом аспекте человеку нехорошо быть одному. Однако часто бывает, что человек, так или иначе, остается один.

Сначала все здорово. Потом…

Избавления от одиночества человек очень часто ищет в церковной ограде. Вступление в церковную жизнь заглушает, подавляет чувство одиночества: человек наполняется неотмирным содержанием, неизвестным ему дотоле, и благодатное озарение, испытываемое в начале пути, делает несущественными и второплановыми его прежние чувства. Новая жизнь наполняет его время новыми делами: молитвенное правило, чтение Священного Писания и необходимых вероучительных книг, участие в богослужении, приходские послушания. А в окружающих, в прихожанах своего храма он, наконец-то, находит единомышленников, открывающих ему что-то новое. И у человека возникает долгожданное чувство полноты. В таком состоянии он пребывает некоторое время, но потом вдруг начинает видеть всё гораздо реалистичней. В Церкви, оказывается, все совсем не так прекрасно, как казалось поначалу; у священников, которым он так доверился, масса недостатков или даже пороков. Пост кажется тяжелым и ненужным, богослужение — скучным. И вот, человек возвращается к еще более обостренному чувству одиночества. И у него возникает некая претензия к Богу: «Я ждал, что сейчас моя жизнь станет другой, что я получу какое-то иное содержание, что я наполню себя. Но это как пришло, так и ушло, а одиночество вернулось». И тут надо разобраться, почему.

В последнее время стали слышны мнения о том, как же хорошо у католиков, у протестантов: ты пришел — тебя сразу приняли, как родного, сказали — ты наш брат, чаем напоили, песни вместе попели. Конечно, эти вещи очень хорошие и правильные: например, когда люди после Литургии могут остаться, чай попить, поговорить — это прекрасно, и жаль, если этого нет. Но разве это и есть то, что человек ищет в жизни и от Церкви? Разве именно этим Церковь и хороша? В том-то и дело: если считать, что Церковь — именно это, тогда что-то не срабатывает. Одиночество не уходит. Почему?

Почему? Потому что в наших храмах нет настоящих общин? Такой ответ был бы слишком обобщенным: не стоит, мне кажется, делать из общинной жизни некую «акцию» или «проект», что-то внешнее. Священник не может просто взять — и всех построить, собрать воедино. Это не даст результата: все равно останется разобщенность. Усилия для создания единомысленного и дружного прихода должны прежде всего от самих людей исходить. Наверное, тут важно вспомнить о нашем опыте первых десятилетий жизни в Церкви, но в новом церковном контексте…

Мы и есть Церковь

Если мы вернемся в годы доперестроечные, такого вопроса, как «одиночество в Церкви», принципиально не существовало: слишком маленькая была община и слишком серьезной была церковная жизнь. Серьезной потому, что ради нее надо было очень серьезно рисковать, а когда-то и жертвовать благополучием. Уверовавший человек вовсе не считал, что его должны здесь понимать, утешать, согревать, что за него должны что-то находить; что его воцерковление обязывает Церковь каким-то особенным образом настроиться на него и прислушаться к его проблемам.

Сейчас стало популярным бросать обвинения Церкви советских времен. Ее называют и «служанкой коммунизма», и «Церковью под властью». Но на самом-то деле Церковь в те годы была иной — именно потому, что люди, которые ее наполняли, приходили именно для того, чтобы по-настоящемупо-христиански себя реализовать! И больше ничего они от Церкви не ждали и не искали. Вспоминаю эти годы, особенно сейчас, с огромной теплотой и благодарностью. Тогда люди собирались в общины и понимали, что они и есть Церковь, и ими не надо было руководить специально. Сейчас, например, для какого-то дела, так называемого «социального проекта», спускают циркулярное письмо о предоставлении списков добровольцев, которые будут участвовать в нем. А тогда это была действительно Церковь добровольцев, люди были полны доброй воли в служении Церкви. Например: необходимо учить детей. И все собирались по квартирам и учили, безо всяких разнарядок свыше. Надо было изучать Священное Писание, повышать свое религиозное образование — и люди собирались на квартирные семинары, приглашали священников, сами готовили лекции, ксерили книги святых отцов друг другу. И читали! Читали святых отцов, а не брошюрки, где написаны ответы на все вопросы. И не было чувства одиночества, потому что оно разрешалось именно тем, что каждый друг другу был готов служить, не ожидая, что послужат ему.

Вот реально пережитый опыт, показывающий, что Церковь действительно может проблему одиночества разрешить. Но зависит это не от внешней ее организации, не от наличия или отсутствия каких-то условий. Потому что никогда не создашь общину из людей, которые пришли в Церковь не за тем, чтобы служить, а чтобы служили им. Одиночество никуда не денется, если человек настроен только на то, чтобы его понимали, ему внимали, за ним ухаживали: тогда можно хоть ежедневно собираться на чаепития, но этот человек так и будет сидеть и ждать, когда его обслужат, когда ему намажут бутерброд и нальют чай, а потом уйдет, не убрав за собой.

Что же такое «одиночество в Церкви»?

Думаю, наше одиночество — это проблема нашего внутреннего состояния. Когда человеку чего-то недостает, он чувствует это как ущербность: меня не поняли, не приняли, недолюбили, я остался одинок, батюшка не обращает на меня внимания. И оказывается, что о Боге вообще речи уже нет, потому что все заключено в человеческом контексте: люди и я. А Бог? Ведь прежде всего Он покрывает нашу недостаточность и неполноту. И именно к Нему должен идти человек, входя в Церковь, становясь на духовный путь. Именно чтобы прорваться через себя к Богу. И только когда человек на Бога упование возлагает, тогда-то он и старается не обижаться, любить людей и служить им. И тогда об одиночестве нет и речи.

Если же внутренняя установка человека такова: нам должны больше, чем мы кому-то (по сути, это эгоизм), то человек будет себя чувствовать одиноким и никогда не будет удовлетворен тем, что ему дают. Его общение с людьми всегда будет общением пользователя. И эти люди рано или поздно от него отдалятся, он их будет терять — и не понимать, почему это происходит, и обижаться. Неполнота всегда будет ему сопутствовать. Эта неполнота, это одиночество может быть восполнено только при условии правильного внутреннего настроя, то есть только тогда, когда человек приходит в Церковь послужить. Когда люди начинают служить, эта радость служения всех объединяет.

Правда, проблемы на этом не кончаются. Когда много людей вместе что-то делают — всегда кто-то может обидеть кого-то. И вот здесь происходит такая вещь: люди обижаются и уходят: «Я пришла вам служить, и вы же меня и обидели!». Но ведь в том-то и дело, что ты пришла служить не себе, а другим.

Все простые и пронзительные слова Христа о любви и самопожертвовании мы должны исполнять. А хорошая, живая приходская община — это своего рода идеальная «экспериментальная площадка». Именно здесь это делать проще и благодатней всего: вокруг люди, которые для себя избрали те же самые правила жизни. И если ты внутри, в своей общине оказался не способным на евангельский подвиг преодоления себя — то что же тогда с тобой будет «снаружи», вне общины? Там тебя как христианина не будет вообще.

Путь к Богу — всегда одинокий путь

Но при всем этом важно понять еще вот что: путь человека к Богу — это всегда одинокий путь. Одинокий, непростой и скорбный. Даже если мы реализовали себя в общине, найдя единомышленников, и окружены теперь родными, близкими людьми. Даже если у нас замечательный духовник. Почему? Человеку очень нужно понять, сколько он уже прошел и сколько ему еще осталось; важно получить внутри себя ответ: с Богом ли я, хорош ли я для Него, все ли у меня в порядке? Но на земном пути нет ответов на эти вопросы. А если они и находятся, то велика вероятность их ложности. Да, духовник тебя может поддержать, но это не разрешит твоей проблемы, потому что ответ на некие очень важные вопросы сердца в конечном итоге ты получаешь только от Бога; кроме Бога человека никто никогда не знает до конца, ни он сам, ни другие. Но и Господь крайне редко, как мне кажется, дает человеку прямые и очевидные ответы. Он учит нас как-то иначе, и мы должны это заметить, понять, этим утешиться. Хотя Его ответы могут быть вовсе не утешительными. Они очень часто — из области скорбей и внешних потерь. И тут человеку очень важно доверять Богу.

Я все время вспоминаю евангельскую историю о хананеянке (см.: Мф. 15, 22–28), которая идет за Христом и говорит: «Сыне Давидов, дщерь моя зле беснуется». А Он не отвечает, а она всё идет за Ним и Его учениками, а Он все молчит. Даже апостолы просят отпустить ее, именно потому, что она все это время за ними идет и кричит. А Он отвечает: я послан только к погибшим овцам дома Израилева. Вот путь этой женщины: насколько же он одинок, хотя она идет среди апостолов. Это путь такого страшного человеческого одиночества и неуслышанности! И это путь каждого человека. Каждый может сказать: «Бог меня не слышит» или: «Бог жесток, несправедлив». Если бы так сказала та женщина, хананеянка, это казалось бы правдой. Но она говорит иное. И Господь, в конце концов, исцеляет ее дочь. И так Он отзовется каждому.

Одинокий духовный путь. На этом пути изнемогает очень много людей. Он тяжек, потому что человеческие амбиции на нем не помогают. Он требует доверия к Богу и глубокого понимания самого себя: кто ты по отношению к Богу, что тебе надо делать, чтобы быть услышанным. Потому что ты знаешь уже Священное Писание, где сказано, что Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8, 16) и что так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего (Ин. 3, 16)за него, ибо не пришел Бог судить этот мир, но спасти его (ср.: Ин. 12, 47). Если ты в это веришь, тебя уже ничто не смутит, и что бы с тобой ни случилось на этом одиноком пути, ты не должен отступать, и тогда этот путь и есть путь к спасению. Это не путь внешнего исполнения заповедей, это путь бесконечного доверия Богу, бесконечного понимания и знания, что Он рядом с тобой всегда.

Одинок ли служащий Богу?

В Церкви есть такое специфическое понятие: одиночество священника. Я не имею в виду себя или кого-то конкретно, а говорю обобщенно. Человек, который служит Богу в священном сане, находится в особом положении. Он — центр общины, он пастырь, духовник, и люди к нему приходят — очень часто именно для того, чтобы найти в нем хотя бы частичное восполнение собственного одиночества. Ведь с кем священник большей частью имеет дело? С огромным количеством матерей-одиночек, детей без отца, людей с разрушенными судьбами. Полностью состоявшихся, гармоничных людей очень мало приходит в Церковь, потому что их вообще мало в мире! И большинство этих людей стремятся включить священника в свою жизнь. Пастырь не вправе человека оттолкнуть, он должен войти в его жизнь, должен взять это на себя; до определенной степени, конечно (тут важно уметь правильно строить отношения). Но, как ни странно, самому священнику зачастую поделиться своими бедами и проблемами — не с кем. Его духовный путь проходит у всех на глазах, всякая его ошибка вызывает очень большой резонанс, и он никак не может быть уверен, что его поддержат, если он споткнется и упадет. Это жизнь в постоянном напряжении. И ему не на кого этот свой груз переложить. Не на кого, кроме как на Бога. Ситуация усложняется еще и тем, что его собственное поле жизни — семья, дети, родные — очень часто остается невспаханным, и потому недостает поддержки и понимания в семье.

Ситуацию усложняет еще и непонятость собратьями. Очень часто бывает так: служит священник в каком-нибудь большом соборе день за днем среди собратьев, таких же священников, вместе пред Престолом стоят на Литургии, но он абсолютно одинок среди них…

Есть еще одна проблема в наших российских реалиях, которая касается одиночества: у нас архиерей очень далеко отстоит от священника, скорее, в отношениях «высшее должностное лицо — низшее должностное лицо». А духовную связь, говоря из опыта своей священнической жизни, вообще не встречал. Это идет не от воли епископата, это исторически сложилось по многим причинам, в том числе и из-за Синодального периода, и из-за огромных пространств нашей страны (архиерей не всегда мог объехать все приходы епархии), да и советский период тоже «руку наложил». Я говорю о ситуации, когда священник живет сам по себе и к епископу не может прийти как к отцу (например, как к самому священнику приходит любой мирянин). У нас епископ стал прежде всего чиновником. С одной стороны, это дает возможность хорошо управлять, решать проблемы, а с другой — священнослужитель из отца, предстоятеля Престола и того, кто носит омофор, как овцу, на своих плечах, делается просто инспектором в священном сане. Это, в конечном итоге, бьет по одиночеству священника и по такому же одиночеству архиерея, который абсолютно одинок, и ему вообще некуда идти. У священника хоть паства есть. Наверное, если бы была общая благая воля это преодолеть и эти вопросы ставились как актуальные для Церкви, что-то в этих отношениях между епископом и священником можно было бы сделать иным.

Справиться с одиночеством? Но как?

Человек не должен ставить перед собой цель: победить одиночество. Постоянно говорить себе: «Я одинокий человек» — и ждать, когда же это кончится. Да никогда! Нужно сделать так, чтобы это чувство не было доминирующим. Доминирует оно потому, что человек увлечен собой, и сам себя на это чувство ориентирует. Не стоит одиночество делать центральной проблемой своей жизни и постоянно решать, какими путями справиться с ней. И неверно видеть в воцерковлении возможность победить одиночество. При такой установке у человека ничего не получится. Не для этого приходят люди в Церковь. Ведь даже и дружат не для этого! Надо просто жить, и это чувство уйдет само.

Мне приходится иногда посещать тюрьму, и я знаю одного заключенного, осужденного почти на десять лет. Удивительно то, что он совсем не чувствует себя в тюрьме подавленно. Как же ему это удается? Он мне сказал: «Я с самого начала понял, что мне не на что надеяться, что моя жизнь — здесь. И я живу. Читаю газеты, книги, интересуюсь происходящими в мире событиями, пишу, но я не жду, что в моей жизни что-то изменится, не ставлю перед собой вопрос: когда же это кончится? Поэтому я совершенно спокоен». Если человек в тюрьме будет все время думать: «Когда же я освобожусь?», он сойдет с ума. Поэтому и нам не надо ставить вопрос: «Ну когда же?..». И не надо концентрироваться на мысли: как мне с этим справиться? Тогда никогда с этим не справишься! Убери эти мысли как искушение! Просто сегодня, прямо сейчас, попробуй жить по-другому. Сегодня есть этот мир, люди, книги, события — живи ими, без мысли, что ты одинок. Просто — живи!

Записала Татьяна Бышовец

Журнал «Православие и современность» № 17 (33)