…Россия. Окраина города Саратова. Утро. Автобусная остановка. На остановке — бабушка в сломанном инвалидном кресле со спущенным колесом. Одной ноги у бабушки нет до колена. Другая перебинтована грязным бинтом и завернута в пакет.

Бабушка просит стоящего рядом мужчину помочь подняться ей в автобус. Мужчина делает вид, что не слышит, брезгливо передергивает плечами и отходит подальше, садится в подъехавший автобус и уезжает. Бабушка остается.

Рядом на лавочке — буханка хлеба и яблоко. Но бабушка не хочет есть. Она хочет пить, поскольку всю ночь просидела на остановке. Кто и как привез ее сюда, она не помнит. Она хочет домой. Ее «дом» — это рынок в центре города, потому что бабушка — бомж. Здесь прошлой зимой она отморозила ноги. Здесь она просит милостыню, и какая-то женщина раз в день кормит ее горячим обедом.

Чтобы попасть на рынок, бабушке нужно ехать на двух автобусах с пересадкой. Но в автобус она войти не может — слишком высокие ступеньки. Да и выйти из него без чьей-либо помощи у нее тоже не получится.

Люди подходят к остановке, смотрят на бабушку, садятся в автобус и уезжают. Некоторые участливо спрашивают, как она попала сюда и куда собирается ехать. Выслушав просьбу помочь ей подняться в автобус, люди качают головами, вздыхают и уезжают.

Мне тоже надо ехать. Через несколько часов у меня важная встреча. Я боюсь опоздать. Но еще больше я боюсь, что бабушка выедет на проезжую часть — коляска стоит под наклоном. Мимо проносится огромный грузовик.

Я иду в ларек за водой. Продавщица, которой хорошо видно происходящее на остановке, советует мне обратиться в милицию:

— Они должны следить за порядком!

«Они» как раз проезжают мимо. Машу руками, как сумасшедшая, пытаясь привлечь внимание стражей порядка. Машина с надписью «милиция» останавливается. Стражи оказываются сотрудниками вневедомственной охраны. Разводят руками и советуют обратиться к участковому.

Иду в участок, который занимает подвал общежития в двух кварталах от остановки. В подвале — швейная мастерская. Дверь с надписью «опорный пункт милиции» закрыта.

— Будут не раньше обеда! — кричат мне из мастерской.

— А как вызвать милицию?

— Звоните «02».

Прежде чем набрать номер, звоню своей знакомой. Ее муж — следователь районного отдела — объясняет:

— Это не наш случай. Мы на такие звонки не выезжаем. Вот если бы бабушка хулиганила или нарушала общественный порядок…

Получается, я смогу вызвать милицию, только если бабушка ударит меня палкой по голове. Бабушка бить меня не хочет. Она просит открыть ей бутылку с водой и рассказывает мне всю свою жизнь. Я узнаю, что зовут ее Вера Давыдова, и что она вовсе не бабушка — ей всего 62 года. Что работала она водителем, и деньги у нее всегда водились — однажды она даже ездила отдыхать в Ялту с сестрой и ее детьми. А вот своих детей у нее не было. Зато была отсидка, во время которой сестра продала материнский дом. Из тюрьмы Вера вышла бомжем.

— Вот, сама виновата! — кроме меня на остановке Веру слушает пожилая женщина.— Всю жизнь промоталась, детей не родила, кто теперь будет за тобой ухаживать? Кому ты нужна?

Вера опускает голову. Женщина садится в автобус и уезжает.

— Может, поедем на рынок на такси?

Вера соглашается. Машины с шашечками стоят недалеко от остановки. Таксист критически смотрит на коляску. Потом на бабушку. Потом на меня.

— Не волнуйтесь, я заплачу!

На всякий случай достаю кошелек.

Он снова смотрит на коляску и говорит:

— Коляска в мой багажник не войдет.

— А в какой войдет?

— Попробуйте вызвать «Волгу» или «Ниву».

Как назло не могу вспомнить ни одного номера службы такси. На помощь приходит подруга. Память у нее лучше, она сходу называет несколько номеров. Но диспетчеры уверяют меня, что ни в «Волгу», ни в «Ниву» инвалидные коляски не помещаются.

— Как же тогда инвалиды перемещаются по нашему городу?

— Вызывайте социальное такси.

Номер социального такси подруга не знает. Звоню сестре — у нее есть Интернет. Сестра ворчит:

— Ты на работу едешь? Вот и езжай! Или ты теперь всех бомжей по городу собирать будешь?

Но номер находит. Звоню, там долго не отвечают, потом что-то щелкает и тихий голос мне отвечает, что приехать ни сейчас, ни через час социальное такси не сможет — заявки расписаны на месяц вперед.

— Как же быть? Женщина-инвалид сидит в коляске на улице и не может никуда уехать!

— Попробуйте вызвать платное социальное такси.

В платном такси очередь на полтора месяца вперед.

Возвращаюсь к Вере. Я уже почти реву. Мало того, что опаздываю, да и помочь человеку ничем не могу. Вера успокаивает меня:

— Уезжай, моя хорошая. Тебе ведь надо на работу.

— А как же Вы?

— А меня надо бросить.

Люди на остановке сочувственно смотрят на меня.

— Твоя мама? Или бабушка? — спрашивает дед со слуховым аппаратом.

— Нет.

— А кто?

— Никто!

Отворачиваюсь. Злюсь на себя, что пошла на эту остановку. Надо было идти на трамвай. Или пройти мимо — ну чем я могу помочь? Вокруг нас собираются люди.

— Не может такого быть, чтобы она была никому не нужна! Есть государство, есть социальные службы! Куда они смотрят? — возмущается одна пенсионерка.— Не может такого быть! — повторяет она, садится в автобус и уезжает.

— Надо ее в церковь отвезти! — советует мне женщина в платке.— Они ее там не бросят!

Кто это — «они»? Конечно, я могу привезти бабушку к нашему храму и взвалить заботы о ней на настоятеля или кого-то из прихожан. Но церковь — это и я тоже. И я — уже тут.

Снова иду к таксисту, уговариваю его как-нибудь так сложить коляску, чтобы она вошла в багажник. Таксист идет со мной к остановке, внимательно рассматривает все болты и винтики, качает головой. Я начинаю реветь. Тут таксисту приходит в голову счастливая мысль:

— Надо звонить в МЧС! Они даже кошек с деревьев снимают!

Диспетчер службы спасения долго слушает меня, переключает на оперативного дежурного. Того мой рассказ явно не впечатляет.

— Кто и где сидит?

— Бабушка-бомж в инвалидной коляске на остановке!

— Ей что, плохо?

— А как Вы думаете, хорошо?

— Чем мы можем помочь?

— Ее надо перевезти на рынок, где она живет, там ее кормят.

— Мы — не такси! Мы — служба спасения!

— Так вот ее и надо спасать! Такси ее не берут, в автобус коляска не войдет. Что ей здесь, умирать на остановке? А если она на дорогу выедет и ее собьет машина?

— Вот тогда мы и приедем.

Получается, для того, чтобы приехали спасатели, бабушка должна совершить ДТП. Я уже просто кричу в трубку:

— Вы даже кошек и собак спасаете! А тут человек!

— Вы что, упрекаете меня в чем-то?

— Я прошу Вас не быть таким равнодушным.

— Хорошо, я вызову «скорую». Говорите, где точно Вы находитесь, как Вас зовут и номер телефона.

«Скорая» приехала через полчаса. Усталый врач долго кричит на меня, объясняя, что это не их дело — собирать бомжей на улице.

— Но кто-то ведь должен ей помочь!

— Вы что, не понимаете? Пока я вот с такими вожусь, у меня люди умирают! Вы знаете, сколько вызовов у меня в день? И если я буду еще всех бомжей собирать, я вообще работать не смогу!

— Что же делать? — я рыдаю уже почти в голос.

— Вам? Ехать на работу!

— А что же будет с ней?

— Ладно, отвезу ее в больницу. Не уверена, что ее там возьмут. У них такими полные коридоры завалены. А Вы уезжайте. Вы свое дело сделали.

Я сажусь в автобус и уезжаю. Вера и врач остаются на остановке. Рядом со мной усаживается дед со слуховым аппаратом. Он рассказывает мне про свою жизнь, про больную жену, про свои невзгоды. А потом советует купить колбасы в ларьке на остановке.

— Обязательно Базарно-Карабулакскую! Другую не бери…

…Я смотрю в бесконечно синее небо. Я хочу быть американским воробьем.

Ольга Новикова
Журнал «Берег» за август-октябрь 2009 г.